Агата Кристи

Фред Миллер во время поездки в Англию к родственникам влюбился в свою «маленькую английскую кузину». Они поженились, купили дом в курортном городке Торки на берегу Ла-Манша и родили двоих детей. Вскоре на свет появился и третий ребенок – девочка. Ей дали имя Агата Мария Кларисса Миллер.

Агату считали девочкой не слишком сообразительной.
Это, разумеется, никак не влияло на количество родительской любви. Просто мама и папа вынуждены были констатировать: в отличие от брата Монти и сестры Мэдж — живых, энергичных, никогда не лезущих за словом в карман, — маленькая Агата только и делала, что терялась, смущалась и запиналась.
Не блистала она и в учебе. Впрочем, в ту пору (Агата Кристи родилась в 1890 году) учеба для девочки представлялась понятием вполне абстрактным, и даже посещать школу не было никакой необходимости. Барышень с малолетства готовили исключительно к удачному замужеству, и набор «наук» был соответственный: рукоделие, музыка, танцы. Однако письму внимание уделялось и тогда: удачно ответить на галантное послание будущего кавалера — не шутка. Так вот, писала Агата чудовищно. И до самого конца своих дней, став уже великой писательницей, то и дело допускала грубые грамматические ошибки.
А уж игры у нее были и вовсе странные. Агата совершенно игнорировала игрушки, на которые не скупились родители, часами катая по садовым дорожкам старенький обруч. Однажды, понаблюдав за девочкой повнимательнее, няня с удивлением обнаружила, что Агата, оставаясь в одиночестве, беспрерывно разговаривает сама с собой. То есть даже не с собой, а с несуществующими собеседниками. Дома она вела долгие беседы с какими-то котятами, а в саду здоровалась с деревьями и расспрашивала их о происшествиях минувшей ночи...
Маленькая Агата обожала слушать истории приезжавших из колоний родственников и тайно мечтала увидеть весь мир своими глазами. Но дома ее готовили к другой роли – роли добропорядочной жены: учили искусству угождать мужу и хорошо стряпать.
Мать Агаты считала, что детям нельзя позволять читать, пока им не исполнится восемь лет. Но с самого раннего детства маленькая Агата проявляла повышенный интерес к «буковкам-закорючкам». В один прекрасный день гувернантка обратилась к матери четырехлетней малышки со словами: «Боюсь, мэм, мисс Агата уже умеет читать». Это была катастрофа!
Настольной книгой Агаты стала «Алиса в стране чудес» Льюиса Кэрролла. А первый услышанный ею детектив – «Голубой карбункул» Артура Конана Дойла – рассказала маленькой Агате ее сестра Мэджи. Как потом вспоминала Агата, именно тогда «в каком-то уголке моего мозга, где рождаются темы для книг, появилась мысль: «Когда-нибудь я сама напишу детективный роман». Впоследствии именно со стиля Конана Дойла училась писать свои детективные рассказы писательница Агата Кристи.
Вот что интересно: с самого раннего детства и до глубокой старости ей снился один и тот же человек, которого она никогда в жизни не видела. Про себя она называла его Человек с пистолетом или Человек-убийца - последнее не слишком, впрочем, обоснованно, потому что он никого так и не убил. Но на семейном чаепитии или на веселом пикнике она внезапно ощущала присутствие того, кто не должен там быть. И ужаснее всего было, когда в Человека-убийцу превращался горячо любимый человек. "Ты поднимаешь глаза, чтобы взглянуть маме в лицо, ты знаешь наверняка, что это мама, и вдруг... натыкаешься на пристальный взгляд блекло-голубых глаз, и из рукава платья - о ужас! - высовывается отвратительный обрубок". Она просыпалась, плакала и боялась спать дальше. "Мисс Агате сегодня опять снился ее Человек с пистолетом", - сообщала за завтраком няня Нэнни.
Это было тем более странным, что воздух, в котором Агата Мэри Кларисса Миллер росла, был буквально пропитан любовью. Папа любил маму (и Агату, и ее брата Монти, и ее сестру Мэдж), мама любила папу (и Агату, и Монти, и Мэдж), и обе бабули любили папу и маму (и Агату, и Монти, и конечно же, Мэдж!). И, как вспоминала потом Агата, в ее детстве не было ни одного невыполненного обещания. (Многие ли бывшие дети могут похвастать этим?)
Мама вышивала на пяльцах. Папа ходил в клуб. Жизнь казалась несокрушимо спокойной. Картину полной и безоговорочной любви завершали монументальная фигура няни и верткая фигурка йоркширского терьера Тони. Когда ей его подарили, она долго не могла прийти в себя от головокружительного счастья. Внешне это выразилось очень странно: Агата посмотрела на лохматого щенка размером с варежку и... убежала.
- Может быть, мы несколько поторопились, Кларисса? - озаботился папа. - По-моему, она ему вовсе не рада!
- Нет, Фредерик. Погоди, все образуется, - мудро заметила мама.
А Агата, закрывшись в туалете, прижимала ладошки к плавящимся щекам и шептала, как заклинание: "У меня есть собака. Настоящая живая собака. Моя собака". Уже в пять лет она прекрасно отдавала себе отчет, что хорошие английские девочки прячут свои сильные эмоции от посторонних глаз. Только еще не понимала, где именно они их прячут, и потому туалет показался ей самым подходящим местом.
Она была очень впечатлительной, очень. Стоило маме в очередной раз увлечься чем-нибудь (а мама постоянно чем-то увлекалась, то каким-нибудь новым философским учением, то новой религией, или вдруг новое течение в искусстве поглощало ее с головой), и Агате начинало казаться, что во всем огромном их имении Эшфилд, во всем городе Торки, во всей Англии и, может быть, даже во всем мире она не нужна никому.
Но об этих ее опасениях, как правило, тоже никто не догадывался - кроме, может быть, Нэнни. Чопорная по-английски няня являла собой незыблемость всего сущего. В отличие от мамы, ни разу не повторившей Агате одну и ту же сказку, нянин репертуар из шести вечерних историй никогда не менялся, единственным чтением на ночь была Библия. Нэнни обычно одним своим присутствием успокаивала подопечную. Но, как выяснилось, нянино могущество все же имело границы.
Однажды, гуляя с Нэнни, они случайно забрели во владения соседа-арендатора. Заметив непрошеных гостей и не разобравшись, кто это, он в ярости крикнул:
- Я вас живьем сожру! Сварю в кипятке!
Лицо у него было обезображенное от гнева, перекошенное, и сам он показался четырехлетней малышке страшным людоедом. Она онемела от ужаса. И, пока няня доходчиво объясняла, что дядя совершенно не собирался делать этого на самом деле, Агата воочию видела, как в пасти злодея исчезает сначала она сама, а вслед за ней большая любимая Нэнни. И три дня Агата не разговаривала. Просто не говорила ни слова и все.
Когда Нэнни была вынуждена от них уехать, Агата запаниковала: в мире образовалась огромная, зияющая пустота. Папа, как всегда, в отъезде. Мама, как на грех, чем-то увлечена. Агата нашла отдушину в общении с прислугой. Особенно подружилась с кухаркой Джейн, ибо внешне та была очень похожа на Нэнни - такая же спокойная, величественная, с огромным бюстом и необъятными бедрами. К тому же она готовила очень вкусный пудинг. С тех пор еда стала для нее удовольствием и утешением. И с завидным постоянством она всю жизнь ела все те же блюда, что и в детстве, и меньше всего на свете любила какие бы то ни было перемены. Отъезд любимой няни убедил ее: все, что меняется, меняется к худшему. И нет потери больней, чем потеря любимого человека. Дальнейшая жизнь подтвердила: да, это так, но избежать этого невозможно.
Приблизительно в это же время она впервые сформулировала то, что стало лейтмотивом всей ее жизни. Однажды возмущенные родители спросили, почему Агата не сказала им, что служанка, перед тем как подать суп, пробовала его прямо из супницы.
- Я просто не хотела делиться этой информацией, - невозмутимо ответил пятилетний ангелочек.
...Да, и конечно, еще у нее оставались бабушки. Обе они вдовствовали, носили траур и запомнились ей как "толстые дамы в черном". Особенно она любила ездить в Ивлинг, к бабушке Маргарет: ее огромный дом - заставленный мебелью, забитый всяческой снедью, с комодами, переполненными отрезами роскошных тканей, - объединял всю семью. (Когда журналисты спросили у Агаты Кристи, кто же все-таки является прототипами ее героев, она ответила: "Я просто перебирала старые вещи и нашла бабушкину театральную сумочку. Я вытряхнула оттуда крошки сладких сухариков, два пенни и полуистлевший лоскуток шелковых кружев - вот вам и мисс Марпл".)
Там, в Ивлинге, происходили непременные воскресные ланчи, там она играла с бабушкой. Еще она любила играть с бабушкиной кроватью. Эта кровать из красного дерева с балдахином легко превращалась в трон восточной принцессы. Попугай становился мудрейшим визирем, а толстый породистый кот - принцем несказанной красоты. Когда на каникулы из школы приезжала Мэдж, они устраивали настоящие представления, а перед сном, на ночь, играли в "Старшую Сестру".
- Я не просто твоя сестра, я твоя Старшая Сестра, и я пришла за тобой! - замогильным голосом выводила Мэдж и тянула к замирающей от сладкого ужаса Агате руки.
Мэдж мастерски перевоплощалась в привидение и в воскресшую утопленницу. Особенно ей удавалась роль изуверски убитой пару веков назад красотки.
Но Мэдж приезжала крайне редко. А брат Монти вообще навещал дом раз в год. Сама же Агата ходила в школу ровно две недели и из всего образовательного процесса ярче всего запомнила концерт, на котором она должна была выступить как лучшая ученица по классу фортепьяно. Ей было десять лет. Она ужасно нервничала, даже просила отменить ее номер. Выйдя на сцену, увидела публику - и окаменела. Не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, и со сцены ее пришлось выносить в буквальном смысле этого слова. Вечером у нее поднялась температура, сутки лихорадило, и она навсегда усвоила, что публичные выступления не ее стезя.
А вообще ее образованием никто целенаправленно не занимался. Иногда бабуля прерывала свои эпистолярные занятия, чтобы "порисовать" с ней буквы. (Писание "художественных" писем было передающимся по наследству хобби.) А после завтрака отец занимался с ней арифметикой и развлекал ее логическими играми-головоломками, что доставляло ей наибольшее удовольствие. Книги с шарадами, ребусами, криптограммами... Она забавлялась тем, что манипулировала буквами и цифрами, создавая свои коды и шифры.
Правда, папа часто "прогуливал" уроки, потому что уезжал. И со временем все чаще и чаще. "У папы проблемы", - говорила ей мать. Она стала понимать, что такое "проблемы": это когда папы долго нет, мама пытается экономить, а ею, Агатой, никто особенно не интересуется.
Ее детство кончилось, когда внезапно скончался ее отец. Агате тогда было всего 11 лет, но она поняла, что теперь их жизнь переменится. Рассчитывать выйти замуж за богатого мужчину было недостаточно, требовалось что-то делать самой.
Мать стала готовить Агату к карьере профессиональной пианистки. Но вскоре оказалось, что, несмотря на прекрасный музыкальный слух, Агата никогда не сможет выступать перед публикой: очень нервную, ее перед концертами охватывала ужасная дрожь. Тогда решили сделать из Агаты певицу. Мать отправила ее учиться петь в Париж, но и этот план не удался, так как для пения голос у Агаты был слишком слабым. Много лет спустя, уже в 60-летнем возрасте, Агата Кристи признавалась, что всю жизнь мечтала быть оперной певицей. Смерть мужа потрясла и совершенно переменила Клариссу. Она казалась совершенно опустошенной, почти невменяемой, и Агата стала бояться, что маму переедет трамвай или что та умрет ночью. Агата на цыпочках подходила к двери маминой спальни, чтобы удостовериться, что та дышит.
Конечно, их просто захлестнули финансовые проблемы. А между тем приближался возраст, когда юную девушку нужно было выводить в свет. Врач настойчиво советовал Клариссе Миллер сменить обстановку и климат. Они отправились в Египет. Это было кстати: жизнь в колониях была дешевле, а разница в доходах не так заметна. Свой первый "сезон" в обществе Агата провела в Каире. Молодые офицеры, археологи и ученые-ориенталисты не могли не обратить внимания на эрудированную, улыбчивую, грациозную, но ужасно стеснительную девушку. Игры в гольф и крокет, выезды на пикник, неспешные беседы в клубе... И, конечно же, балы! На одном из них Агата познакомилась с веселым кавалером, который, приведя ее к матери после танца, заметил: "Вот ваша дочь. Она уже научилась прекрасно танцевать. Теперь хорошо бы научить ее и говорить".
Она безропотно принимала ухаживания и чувствовала себя посетительницей огромного магазина, которая пришла совершенно не представляя, что же купить, а что-то обязательно нужно выбрать. Она никогда не умела проявлять свои симпатии! Еще в четыре года, влюбившись в друга своего брата, голубоглазого юношу по имени Филипп, гостившего в Эшфилде, она пускалась наутек при одном его приближении. А за столом решительно от него отворачивалась. И мама тогда заметила, что, даже если Филипп решительно не нравится Агате, все равно она должна быть вежливой. Не нравится! Да она просто умирала от любви.

Первый раз Агата Кристи влюбилась, когда ей было всего четыре года, в брата, голубоглазого юношу по имени Филипп. При виде него Агата пускалась наутек, а за столом решительно отворачивалась. Мама наставляла ее: «Если тебе так не нравится Филипп, ты все равно должна быть вежливой». Не нравится! Да она просто умирала от любви!
Биографы Кристи отмечают, что в молодости она была чрезвычайно привлекательной девушкой с типичной «викторианской» внешностью. Она занималась в балетной труппе, хорошо музицировала и пела. Не случайно свою первую взрослую любовь Агата встретила на танцевальной вечеринке в двадцать лет.
Она увлеклась майором Чарльзом, который был старше ее на пятнадцать лет и слыл знатоком амурных дел. Он дал ей то, о чем она так давно мечтала, – «настоящую любовь»: букеты цветов, коробки шоколадных конфет, любовные записки... Но вот беда – им решительно не о чем было разговаривать. Начитанная и уже неплохо к тому времени писавшая, Агата предпочитала интеллектуалов, а Чарльз, несмотря на все свои «таланты», был типичным военным. Когда пришло время сказать «да» или «нет», Агата выбрала второе...
Она не слишком печалилась по поводу первого любовного разрыва. В это время со службы из Гонконга вернулся сын друзей семьи – Регги. Они стали встречаться, сначала – как друзья (Агата учила его игре в гольф). Но однажды во время игры Регги как бы в шутку спросил, может ли рассчитывать на ее согласие вступить с ним в брак. Агата просто выкрикнула: «Да!»
Обе семьи были счастливы породниться. Регги чувствовал, что Ага – «девушка исключительная», и не торопил ее. Они обручились, а свадьбу решили сыграть через два года, по окончании службы жениха. Регги писал полные страсти письма. В одном из них есть строки: «Такая девушка, как ты, Ага, не может выйти за кого попало. Помни обо мне, и если когда-нибудь ты поймешь, что в твоей жизни не будет никого лучше, чем я, то знай: я всегда тебя жду...»
Судьба перетасовала все карты: в жизни Агаты появился наконец тот, «кого я всегда ждала»...

Приятели Агаты пригласили ее на вечеринку, где собирались молодые офицеры находившегося неподалеку гарнизона.
В этот вечер знавшую толк в танцах Агату привлек прекрасно танцевавший высокий блондин с весьма бесцеремонными манерами. Он только недавно начал службу в Королевском Воздушном корпусе и не походил на «солдафона». Он был пилотом! В начале века это было более чем романтично.
Уже на третий день знакомства Арчибальд Кристи признался Агате в любви. Всего на год старше ее, не имея за душой ни фунта стерлинга, но... безумно влюбленный Арчи просто махнул рукой на то, что Агата уже обручена с другим.
В тот же день взволнованная Ага сообщила изумленной матери, что она разрывает помолвку с Регги, потому как от жизни хочет только одного – быть женой Арчи Кристи.
Шел 1914 год. Грянула Первая мировая война. Арчи призвали на фронт, и Агата пошла работать в военный госпиталь. Виделись влюбленные очень редко.
Она почти все свое время стала проводить в больнице. Помогала во время операций и готовила порошки. Просиживала у постелей раненых сутками. Ее отчаянный жених все же стал пилотом и был мобилизован. Он совершал подвиги, не считая их таковыми. Получал награды и звания, а мечтал только об одном — об отпуске. Он получил его в декабре 1915 года. Приехал к ней.
За те три дня, которые он провел с ней, они успели как минимум три раза поссориться навсегда. В частности, он подарил ей великолепный несессер, а она сочла этот подарок абсурдным: кругом война! Где она будет им пользоваться?! В госпитале? Они вообще постоянно ссорились. Если она говорила "нет!", он немедленно говорил "да!". Словом, это была самая настоящая любовь.
Было Рождество, когда они наконец начали готовить документы для бракосочетания. Но им сообщили, что вся процедура займет более двух недель. Такой срок ожидания во время войны был слишком долгим, и молодые уговорили священника...
Свадьба состоялась в родном городке Арчи. Вместо белого платья и фаты на невесте был плащ и красная фетровая шляпа; на женихе – мундир.
На следующий день после свадьбы молодые поехали в Торки, к матери Агаты. Та пришла в ужас от такого поспешного венчания, но что-либо изменить была уже не в силах.
Война не любит свадеб: уже на следующий день Ага вернулась в Лондон, а Арчи – в свой полк во Францию. После свадьбы они не виделись более шести месяцев...
Окончилась война. Кристи снова зажили по законам викторианства. Агата уже была достаточно известной писательницей, счастливой супругой и матерью. Ее муж, Арчибальд, занимался бизнесом в Сити. Просто идеальная пара.
Их дочка родилась 5 августа 1919 года, в том же добром Эшфилде. Назвали ее Росалинд Маргарет Кларисса. Росалинд исполнилось всего две недели, когда миссис Кристи уехала в Лондон выбирать новую квартиру. Приятель предложил Арчи должность советника в Специальной миссии надзора за колониями. Кристи дал согласие при условии, что можно будет взять с собой жену.
Не раздумывая, Агата оставила маленькую дочь у матери и отправилась с мужем на «край света». В кругосветное путешествие она взяла и героя своих книг – Эркюля Пуаро. Гавайский архипелаг, Новая Зеландия... Поездки на пароходах Агату не впечатляли, а вот уютные купе в поездах дальнего следования она описала потом во многих своих романах...
Арчи никогда не скрывал, что «писанина Агаты» его совсем не интересует. Ее же не слишком интересовало его горячее увлечение игрой в гольф. Агата все чаще с плохо скрываемой горечью повторяла свою шутку: «Я – вдова гольфа». Еще была дочь, которая обожала отца больше, чем мать. Арчи любил проводить с ней время, но когда речь зашла о втором ребенке, ответил, что уж лучше купить второй автомобиль.
Кристи приобрели новый дом и назвали его в честь первой повести Агаты – «Стайлз». Приближался 1926 год, который писательница Кристи назовет «худшим в своей жизни».
В этот год умерла ее мать. Арчи в это время был по делам в Испании. Агата не настаивала на его приезде – знала, как супруг относится к болезням, смертям и связанным с ними хлопотам.
Потом пришлось продать родительский дом. Долго не решаясь сделать этот шаг, Агата часами просиживала, пересматривая старые, побитые молью вещи родителей, свои сломанные игрушки – уже тогда она была на грани нервного срыва. Когда, в конце концов не вытерпев одиночества, Агата решилась попросить мужа приехать, он ответил, что «дорога слишком долгая, к тому же ему не хочется пропускать воскресную игру в гольф».
У Агаты стали появляться признаки амнезии. Когда нужно было подписать чек, она, случалось, забывала свое имя. Наконец Арчи вернулся, и Агата увидела перед собой совершенно чужого человека. А в день рождения их дочери он заявил, что уже давно влюблен в секретаршу своего шефа, Нэнси Нил, с которой познакомился во время игры в гольф. И потребовал развод...
Агата не могла поверить, что ее счастливая жизнь вот так заканчивается. Всю вину за случившееся она возлагала на себя, считая, что если бы была более активной, вместо того чтобы быть идеалисткой, то ничего подобного не случилось бы.
Надеясь, что увлечение мужа скоро пройдет, Агата пыталась отвоевать свою любовь хотя бы ради дочери: не давала развод целый год. За все это время не написала ни строчки. Когда же поняла, что уже не в силах что-либо изменить, то решила сделать так, чтобы муж надолго запомнил этот разрыв.
И знаменитая автор семи криминальных романов Агата Кристи... исчезла. Более двух недель лондонская полиция безуспешно занималась ее поисками. Был найден только брошенный пустой автомобиль.
Все улики указывали на преднамеренное убийство. Первым в списке подозреваемых значился неверный супруг. Никто не догадывался, что все это подстроила сама Агата, скрывавшаяся под именем любовницы мужа. Этим она хотела отомстить за измену. Но лучшей местью стала великолепная литературная деятельность под неизмененным именем – Агата Кристи.
Когда Агата была найдена целой и невредимой, газеты в один голос закричали о своеобразной рекламной кампании ее нового романа «Убийство Роджера Экройда». Тогда журналисты так надоели писательнице, что больше никогда в жизни Кристи не дала ни одного интервью.
Оставшись одна, Кристи решила посвятить свою жизнь путешествиям. Первой была поездка в «Восточном экспрессе» на Ближний Восток. Именно там, под палящим солнцем пустыни, она встретилась с Максом Мэллоуном – молодым перспективным археологом, в свои 25 лет уже работавшим ассистентом известного Леонарда Вулли.
Кристи была знаменита, ее принимали как VIP (особо важную персону), и когда она захотела ознакомиться с древнеиранскими достопримечательностями, ей дали лучшего проводника – Макса.
Он открыл для 39-летней Агаты мир древнешумерских городов, дворцов и гробниц. Спокойный, даже флегматичный молодой человек «заразил» обожавшую старину и путешествия писательницу тем, что в шутку называют «археологический сдвиг».
Но когда Макс предложил Агате «руку и сердце», ее пришлось уговаривать два месяца. Союз со столь молодым человеком после недавнего неудачного брака ее пугал. Но Агата обожала риск, особенно в любви. Интеллект, нежность, преданность – эти качества Макса перевесили чашу весов... Свадьба состоялась в 1930 году в Эдинбурге. Из родственников на ней присутствовала только дочь Агаты, Розалинда, ибо множество давних приятелей отвернулись от Агаты. Она перевела это в шутку: тех, кто бросил ее, зачислила в «Орден трусливых крыс», тех, кто не прекратил дружеских отношений, – в «Орден верных псов».
Этот брак Агаты был необычайно удачным, счастливым и долгим. На предмет своей разницы в возрасте с мужем Агата любила шутить: «Макс – археолог. А археологи обожают старину. Чем старше становлюсь, тем более я ему интересна».
Они любили путешествия: Сирия, Иран, Индия, Цейлон... Люди совершенно разных профессий и возраста, они поняли, что одинаково воспринимают красоту. Вскоре Агата научилась профессионально фотографировать раскопки и сопровождала мужа во всех экспедициях. Сидя в палатке, она готовила обеды и... придумывала очередное «убийство».
Иногда они жили в лондонской квартире или в маленьком домике в провинции. Это были счастливые дни, полные тепла и юмора. Дома Ату заботили три вещи: муж, кухня и огород.

Летом 1929 года Агата предоставила дом в Крессуэл Плейс Леонарду и Кэтрин Вулли, которые предложили ей следующей весной, за неделю до окончания раскопок 1929-30 годов, приехать из Ур и с ними потом вернуться в Англию через Сирию и Грецию, включая Дельфы, которые Агата особенно хотела увидеть. Осень и зима были тяжелыми. В сентябре умер Монти, брат Агаты, а после про­веденного в Эбни рождества дочь Агаты Розалинд в Лондоне заразилась от подруги корью. Агата взяла ее в Эшфилд, чтобы вместе провести остаток каникул. Это была мучительная поездка, поскольку она только что сделала прививку оспы двойной вакциной. Через день Агату в бессознательном состоянии положили в частную лечебницу, и Мэдж, сестра Агаты, ухажи­вала за Розалинд, пока ее мать не поправилась. В середине февраля Агата, наконец, выехала в Италию, а оттуда на корабле в Бейрут.

В Уре она обнаружила, что в лагере Вулли появился еще один молодой археолог. Двадцатипя­тилетний Макс Мэллоуэн в предыдущем сезоне присутствовал, так как у него воспалился аппендицит. Он начал работать у Вулли с 1925 года после сдачи экзамена на степень бакалавра в Оксфорде. Он увлекся археологией, прослушав лекции одного из профессоров по гречес­кой скульптуре. Сразу после экзаменов Мэллоуэн стал работать хранителем музея Эшмолин в Окс­форде, который, по счастливой случайности, полу­чил письмо от Вулли с просьбой подыскать ему ассистента в Ур. Мэллоуэн был нанят сразу же.

Приехав, он самостоятельно стал учить араб­ский. Его обязанности включали медицинскую по­мощь рабочим-арабам (200 — 250 человек), упаков­ку и сопровождение предметов раскопок, которые осторожно укладывались в конце каждого сезона в сорок или пятьдесят ящиков, и денежные расчеты («Беспросветная работа, — писал он в своих «Вос­поминаниях», — особенно принимая во внимание большое количество нанятых рабочих и тот факт, что мы платили рупиями и анами [1], а складывать их ужасно трудно»). Мэллоуэн оказался хорошим бухгалтером. Среди бумаг, оставшихся после его собственных археологических экспедиций в трид­цатые и сороковые годы, сохранились расчетные книги с записями всех расходов, начиная с зарпла­ты работникам и заканчивая оплатой за полгалло­на бензина.

Мэллоуэн быстро всему научился и вскоре стал незаменим. Он также очень понравился Кэтрин, поскольку, как сразу заметила Агата, был очень тактичен и искусно поддерживал отношения с обоими Вулли. Агата тогда еще не знала, какого послушания и услужливости ожидали супруги Вул­ли от Мэллоуэна, что, например, неоднократно от него требовали причесать Кэтрин волосы или сде­лать массаж и поставить пиявки, что, по ее мне­нию, должно было помочь от постоянной головной боли. Его дипломатический такт вместе с фактом длительного отсутствия сделали его фаворитом Кэтрин. Такую неудобную роль он занимал, когда в марте приехала Агата.

Еще одной обязанностью Мэллоуэна было по­казывать место раскопок посетителям, среди кото­рых бывали, к удовольствию четы Вулли, весьма именитые. (Младшие члены экспедиции не могли забыть, как Леонард чуть не умер от стыда, когда заехал король Бельгии, а арабы, подававшие обед, забыли убрать суп, поскольку остановились как вкопанные при виде короля.) С привычной власт­ностью Кэтрин заявила, что теперь Мэллоуэн дол­жен сопровождать Агату при осмотре местных достопримечательностей по дороге в Багдад, где должна собраться вся партия. Агата подумала, что для «молодого человека, много работающего на раскопках и нуждающегося в хорошем отдыхе», слишком тяжело «ухаживать за незнакомой жен­щиной намного старше себя, которая ничего не смыслит в археологии». Она поделились своими сомнениями с Элджи Уитборном, архитектором экспедиции и ближайшим другом Мэллоуэна, кото­рого знала по прошлому визиту. Уитборн уверил ее, что решение Кэтрин изменить невозможно.

Тем не менее, когда они отделились от всей экспедиции, Агата немного нервничала. Мэллоуэн был спокойным и серьезным молодым человеком. Позже он писал: «Сразу же я понял, что она очень приятная и милая особа, общение с ней доставляло удовольствие». Они не выглядели нелепой парой, как вначале думала Агата. Макс был специалис­том, способным и готовым рассказать обо всем, что они видели, а знание арабского языка придавало ему авторитет. Все женщины, с которыми он был близко знаком, являлись людьми неординарными: его мать, парижанка, занималась исследованием христианства, писала лирические стихи («некото­рые из них заслуживали самой высокой оценки»), читала лекции по искусству и много рисовала; леди Говард, жена британского посла в Мадриде, потом в Вашингтоне, мать лучшего друга Макса в Оксфор­де; Гертруда Белл (ей тогда было за пятьдесят), ко­торая, будучи директором музея древностей в Ира­ке, часто приезжала на раскопки Вулли; и сама Кэтрин. Поэтому Мэллоуэн не страшился компа­нии такой знаменитой женщины, как Агата, к тому же она в некоторой степени зависела от него. Ага­та, со своей стороны, веселая и живо всем интере­сующаяся, обладала незаурядным чувством юмо­ра. Вырвавшись из атмосферы лагеря, где все вели себя крайне осмотрительно, дабы не провоциро­вать Кэтрин, Макс и Агата почувствовали всю пре­лесть этого путешествия.

Они оба писали, что произошло дальше, Макс в своих «Воспоминаниях», Агата в «Автобиографии». Там были и зиккурат в Ниппуре, одном из самых древних шумерских поселений, и неудобная ночь в Дивани в обществе злобно-агрессивного чиновни­ка, его общительной жены и двух испуганных мис­сионеров. Они были в старой крепости Неджеф, а потом во дворце Ухаидир, где Макс вел Агату за руку по парапету. С этого момента их воспомина­ния путаются. Когда они посетили Кербелу? До или после импровизированного купания в искря­щемся соленом озере (Агата в скромном шелко­вом одеянии — блуза и пара панталон, Макс в шор­тах и фуфайке)? Сломалась ли их машина по дороге в Кербелу или по дороге в Багдад, когда Агата бла­горазумно легла в ее тень и задремала? Прошло ли пять минут после того, как их бедуин ушел искать помощь, оставив им свою воду, или прошло больше часа, прежде чем появился «форд» с бедуином, что­бы вызволить их из песков? Декламировал ли го­степриимный полисмен на посту в Кербеле, где они провели ночь в соседних тюремных камерах, «Оду к жаворонку» по-английски (по воспоминаниям Агаты) или «Сверкай, сверкай, маленькая звездоч­ка» по-арабски (согласно Максу)? Это совсем не­важно, главное, что они поняли друг друга.

Макс и Агата приехали в Багдад близкими людьми. Они опоздали, и Кэтрин была в раздраже­нии. Старый приятель Агаты полковник Дуайер, приехавший на станцию встретить ее, предупре­дил, что остаток путешествия ей придется посто­ять за себя. Агата и сама это поняла по поведе­нию Кэтрин, которая всегда считала, что самая большая комната, самая мягкая постель, самая яр­кая лампа и самые лучшие мужчины должны дос­таваться только ей. (Самым болезненным момен­том для Агаты было открытие, что Макс раньше подчинялся Кэтрин, потому что «она так хотела».)

Преодолевая случайные помехи и неудобства, они добрались до Алеппо, а оттуда судном напра­вились в Грецию. Здесь Макс должен был оста­вить их, чтобы поехать в Бассайю, а Вулли взяли Агату с собой в Дельфы. Пребывание с ними было не очень приятным, и Агата не хотела оставаться долго с этой непредсказуемой парой. Но в Афи­нах, в отеле, ее ждала телеграмма: Розалинд заболе­ла пневмонией, ее перевезли в Эбни и положение было очень серьезным. Тогда не было авиалинии Афины — Лондон, а дорога поездом занимала че­тыре дня. В то время, когда мужчины отправились узнать расписание, Агата на улице споткнулась и, подвернув ногу, растянула связки. Именно Макс спокойно и без суеты наложил ей повязку и зая­вил, что изменил свои планы и поедет вместе с Агатой, чтобы помочь ей добраться.

Они уехали на следующий день вечером и в поезде рассказывали друг другу о себе. Макс по­ведал ей всю свою жизнь. Много лет спустя, ког­да некоторым Макс казался образцом англичани­на по своему положению (член совета колледжа, член научного общества, попечитель Британского музея), внешнему виду (костюм из твида, трубка, мягкая шляпа) и привычкам (керамика, винный погреб, хороший обед и крикет), его младшие кол­леги иногда со смехом отмечали, что «в нем нет ни капли английской крови». Семья Макса действи­тельно была космополитична. Его дедушка, авст­риец, жил в Вене, где владел паровой мельницей. Мельница работала настолько успешно, что полу­чила много важных призов, среди которых была золотая медаль, врученная императором Францем Иосифом. Однако мельница в конечном счете сго­рела, и семья лишилась средств. Это подтолкнуло Фредерика, отца Макса, уехать из Австрии в Анг­лию, где он и провел всю свою оставшуюся жизнь,



В Лондоне Фредерик нашел должность в ком­мерческой фирме и через некоторое время открыл собственное дело по торговле жирами, раститель­ным маслом. Он также считался экс­пертом по сырью в Министерстве продовольствия. После Первой мировой войны он работал руково­дителем отдела по качеству фирмы «Юнилевер». Макс рассказал, как однажды в суде он предложил съесть без промедления маргарин, который поче­му-то сочли испорченным. Эта деталь показывает, насколько Фредерик был тверд в случае своей правоты. Этот эпизод — отзвук случившейся с ним истории в Боснии-Герцеговине в восьмидеся­тые годы. Он командовал эскадроном на летних маневрах и отказался выполнить приказ и отпус­тить своих людей домой в середине жаркого дня, а отправил их вечером, мотивируя тем, что они при­дут, в таком случае, не запыленные и не устанут от жары. Это проявление характера Фредерика на­помнило Агате Монти, они были чем-то похожи. В некотором отношении Фредерик был тяжелым человеком, излишне любил порядок и точность и не терпел, когда ему противоречили. Это, по заме­чанию Макса, приводило к ссорам в семейной жиз­ни. Добрый, но эгоцентричный Фредерик женил­ся на очаровательной, но неугомонной женщине Маргарите Дювивье, родившейся в 1876 году в Па­риже в семье инженера и оперной певицы. Она унаследовала от матери безрассудность, любовь к развлечениям и артистическую восторженность, предпочитала жить в городе и вращаться в обще­стве. Макс, старший из троих сыновей, родился в 1904 году.



В своих «Воспоминаниях» он пишет о детстве намного меньше, чем Агата в «Автобиографии». Он не всегда был счастливым ребенком, как Агата, а образование получил ортодоксальное. После на­чальной школы его отдали в Лэнсинг, высшую анг­ликанскую церковную публичную школу в Сассексе, которая показалась ему невероятно скучной. Одной проблемой была церковная служба, кото­рую мальчики должны были посещать дважды в день, а в воскресенье — пять раз. Максу так надо­ел этот режим, что, к удивлению директора, он отказался от конфирмации, и за это его отстранили от причастия. Другим мало приемлемым для него моментом были многочасовые военные трениров­ки и парады. Все это было хорошо, пока шла вой­на; Макс, воспитанный в патриотическом духе, был готов идти в бой. Но с окончанием войны все из­менилось. Антимилитаристски настроенные юно­ши просто вынуждены были заниматься строевой подготовкой.



Макс оставил Лэнсинг рано, как только ему ис­полнилось семнадцать лет, после восьмого класса. У него уже было место в Нью-колледже в Оксфор­де, и после конфликта по поводу конфирмации он решил, что лучше уйти из школы немедленно. Фредерик согласился, но вовсе не потому, что сам был агностиком (Макс ничего не сказал ему о проблеме с конфирмацией и причастием), а пото­му, что он не считал Лэнсинг школой, которая мо­жет дать хорошее образование. Это было очень важное решение Макса с точки зрения его отно­шения к религии. Оно далось ему нелегко, и про­блема отношений с церковью продолжала мучить его. Этот эпизод его жизни особенно заинтере­совал Агату, поскольку сама она была человеком верующим и беспокоилась по поводу своих рели­гиозных осложнений после развода с Арчи. Ду­шевные муки Макса возобновились к концу его пребывания в Оксфорде и на следующий год. Его друг Эсме Говард серьезно заболел, и его отпра­вили в клинику в Швейцарию. По дороге в Бейрут Макс навестил его в клинике, и Эсме начал угова­ривать друга перейти в католичество и принять причастие (Говарды были глубоко верующими ка­толиками), говоря, что он очень страдает из-за его религиозных сомнений. В сохранившемся днев­нике Макс подробно и откровенно описал свои размышления и свое обещание Эсме, думая, что с этим вопросом покончено.



На следующий год Эсме умер. Его болезнь и смерть глубоко потрясли Макса, тем более что их дружба зародилась и продолжалась в Оксфорде, который, по его словам, был «шагом из чистилища в рай»; здесь он мог выражать свои мысли и чув­ства намного свободнее. Он не сидел, как прикле­енный, за книгами, хотя из его дневника явствует, что читал не только серьезные вещи (Платона, Декарта, Китса), но и более легкомысленные (при­ключенческие романы Стивенсона). Как любил повторять сам Макс, в колледже он научился более серьезным и важным вещам — например, как вы­пить вина с друзьями. Ему был двадцать один год, он знал, чего хочет от жизни, но не пришел ни к какому решению до тех пор, пока не начал рабо­тать в экспедиции Вулли.



Четыре года пребывания в Уре ожесточили его. Он научился приказывать и руководить людьми, научился управлять даже Кэтрин Вулли. Он по­чувствовал свою силу и твердость — мог быть гру­бым и властным, имел большие способности к язы­кам и обладал не только знаниями по археологии, но и интуицией. У него было время поразмыслить о напряженных отношениях между родителями, о смерти Эсме, об отношениях с друзьями и колле­гами по работе. Он узнал и прочувствовал много, но когда встретил Агату, то был совершенно не­опытным в других отношениях. Макс не был таким отчаянным и безрассудным, как Арчи в его возрасте, а обидчивым, легко ранимым и недовер­чивым. Как и у Арчи, у него было мало денег. Как и Арчи, до встречи с Агатой, по выражению его лучшего друга, не был в «таком замешательстве».



Агате понравился этот развитый и внимательный молодой человек. Невзирая на всю ее независи­мость, путешествие с ним было приятным, он по­могал ей всю долгую дорогу от Афин, поскольку из-за вывиха ходить ей было тяжело.

В конце августа Агата, дочь Розалинд, Карло и ее сестра Мэри отправились в Бродфорд Скай, где в церкви должны были огласить имена вступающих в брак. В таком безлюдном месте пресса могла их не заметить, кроме того, это место было привлека­тельно и по другим причинам. В Карло и Мэри Агата видела подруг, которые полностью поддер­живали ее решение и с которыми Розалинд чув­ствовала себя спокойно и уютно. Месяц, прове­денный вдалеке на острове, спокойная и простая жизнь на летнем воздухе стали для Агаты той чер­той, которая отделила ее старую жизнь от новой. В каком-то плане Скай был миром, похожим на тот, где она впервые встретилась с Максом, — древ­нее пустое место, удаленное от повседневной жиз­ни. Но в то же время он позволил ей на какое-то время удалиться от всего мира, уединиться, остав­шись только с дочерью и двумя женщинами, ду­ховно очиститься и освежиться перед свадьбой. Она, естественно, не полностью устранилась от Макса, они писали друг другу каждый день.

Письма Агаты были задумчивые и немного тревожные, Макса — уверенные и ободряющие. Он уверял Агату, что она нервничает только от самого ожи­дания «великого события», и обещал ей не быть «слишком суровым», хотя уже тогда начал предъяв­лять ей требования. Он собирался не только огра­ничить ее свободу, она могла очутиться в роли пре­данной собаки, лишиться приключений, но, как написала Агата, она не будет «собакой на повод­ке». Похоже, Макс и Агата уже пришли к взаимо­пониманию в отношении денег. Агата зарабатыва­ла намного больше Макса (и владела двумя домами и квартирой). Кажется, они без всякого смущения обсуждали финансовые вопросы. Так, Макс напи­сал Агате, чтобы она сообщила ему, какова «регис­трационная плата, поскольку за все это должен заплатить я».

К концу августа они были готовы. У Макса был белый костюм, приготовленный для их медо­вого месяца в Венеции, который должен был про­длиться еще пятью неделями на далматском побе­режье. Он собирался вернуться в Ур в октябре и надеялся, что Агата сможет проводить его до Баг­дада. Кэтрин Вулли не устроила такого скандала, как боялись Макс и Агата, узнав об их намерении пожениться. После долгих колебаний Агата обо всем написала Кэтрин, которая в ответ лишь об­молвилась, что Максу следовало бы подождать хотя бы два года и «закончить обучение». «Это нехо­рошо, — написала Агата Максу, — я не верю в ее олимпийски спокойное отношение к мужскому полу...» Кэтрин, по-видимому, поняла, что Макс и Агата не намерены ждать и она потеряла своего служку, а довольный Макс сообщил, что она наме­рена купить себе электромассажер.
Венчание состоялось 11 сентября в церкви Святого Колумба в Эдинбурге. Розалинд осталась с Карло в отеле, а Макс и Агата со своим новым паспортом (в котором она немножко уменьшила свой возраст) отправились в Италию, прихватив с собой, по настоянию Макса, пледы, подушки и грелку.

По поводу медового месяца Макс в «Воспоми­наниях» написал четыре абзаца, а Агата в «Автобио­графии» четыре страницы. Описание Макса — тщательно продуманное, Агаты — более колорит­ное, с шутками по поводу еды и незнакомых лю­дей. Она всегда писала с большим вдохновением, чем Макс, менее точно, но очень живо. Различия видны даже в самой манере их письма. Макс пи­сал аккуратно, мелким почерком, хорошей авторуч­кой, в то время как у Агаты страницы часто разно­цветные, написанные карандашом или разными чернилами, размазанные, потому что она забывала их промокнуть. Предложения у Макса четкие и понятные, у Агаты глаголы часто заменяются на тире, много восклицательных знаков и подчерки­ваний. Макс сообщает факты, Агата — настрое­ние.

Вначале они поехали в Венецию. Макс обра­тил внимание на дворцы и свет, ему было особен­но приятно, когда «ангел» (Агата) заметила резной крест на старинной пластинке». Агата была более приземленной: «Романтика закончилась. Насеко­мые начали атаковать (особенно меня) уже в поез­де!!!» Ей особенно понравилось посещение Лидо: «Совершенно немыслимый разговор с дамой (на трех языках!), которая потеряла весь свой гарде­роб — перевернулась гондола». По приезде в Сплит Макс начал учить ее греческому алфавиту, а Агата убедила его, что нужно купаться при малейшей возможности. В Дубровнике они купались днем и ночью. Они избавились от других английских ту­ристов, сначала наняв лодку, а потом взяв напрокат автомобиль, чтобы съездить в старую столицу Чер­ногории в горах, а потом добраться в Котор, сесть на судно (с непроизносимым названием «Сбрин») и отправиться в Грецию.



Это было небольшое грузовое судно с внима тельным и добрым капитаном. После первой ос­тановки Агата и Макс остались единственными пассажирами и в каждом порту проводили время на берегу, пока не слышался гудок с судна. Они были необычайно счастливы. «Чудесные прогул­ки по оливковым рощам», — писал Макс. «Один из тех редких моментов полного счастья и радос­ти», — вспоминала Агата.



Макс, спланировавший путешествие как сюр­приз для Агаты, устроил так, что в конце они смог­ли посетить те места, куда не удалось попасть в прошлом году — Дельфы для Агаты и храм Бас-сайя для себя. Их первый день в Греции оказался неудачным. «Ужас», — написала Агата. «Какие-то ядовитые насекомые искусали Агате ноги. Увы, мы не пользовались специальным порошком, а это было совершенно необходимо. Я сбрил усы, и Агата требовала вернуть их на место, постоянно повто­ряя, что без них я совсем другой», — записал Макс. На следующий день было еще хуже. Ноги покрас­нели и раздулись, и Агата вынуждена была ходить в лыжных брюках, но, тем не менее, они совершили автобусную поездку в Олимпию. У Макса днев­ник заканчивается насмешливыми замечаниями ученого: «Любой может опознать каждое строе­ние, благодаря тем, кто откопал Олимпию из-под толстого слоя песка». Агата, как всегда, лирична: «Теперь, наконец, понятно священное значение это­го места...» (несколько страниц ее дневника оста­лись пустыми. Возможно, она собралась заполнить их своими впечатлениями). Они провели вечер там, на холме, читая «Завет Красоты», и вернулись до­мой при свете луны.



На следующий день их ждало еще худшее ис­пытание — четырнадцатичасовое путешествие на мулах в Андристену, вниз и вверх по ущельям с переправой через реку (Агата заметила: «...все эти ущелья, по мнению проводников, должны были оз­начать опасность... потом пошел дождь...»). Впе­ред и вперед, все выше, с одеревеневшими от на­пряжения ногами. «Остро почувствовала себя совершенно несчастной! Зачем я вышла замуж за Макса?! Он слишком молод для меня!! Наверно, я скорее умру, чем мы доберемся... Макс так забо­тится обо мне, что я счастлива быть его женой. Но больше он не должен так делать!?» Бассайя, Три­поли, Науплиа, Эпидаурус — Агата была в восхище­нии от храмов, а особенно от купания. Наконец, прибыли в Афины, где «все испортилось. Мы ста­ли другими людьми. Ванна освежила нас и верну­ла к цивилизации. В последний вечер мы бродили как лунатики...» Но случилось несчастье, как ска­зала Агата в последней записи в дневнике: «...с удо­вольствием ели креветок и лангустов... Возмездие за креветок и лангустов...».



На вопрос доктора «Чем вы могли отравиться, мадам?» Агата, обожавшая рыбу и особенно рако­образных, могла лишь пожать плечами.



Они так и не смогли установить, каким рыбным блюдом она отравилась, но ей действительно сделалось очень плохо. Макс должен был уехать,

поскольку получил строгий приказ от Вулли встре­титься с ним и с Кэтрин в Багдаде 15 октября. Перед самой свадьбой Агате стало ясно, что при­сутствие жен в Уре было очень нежелательно, и Леонард, подстрекаемый Кэтрин, настоятельно со­ветовал Максу и даже настаивал, чтобы Агата не сопровождала его до Багдада, объяснял, что «это покажется странным руководству». Агата ничего не сказала, а только заметила, что если она поедет с мужем, то ей нечего будет делать на раскопках. Все поняли друг друга, но Леонард настаивал, что Макс должен прибыть в Багдад точно в назначен­ное время, чтобы получить указания по работе в этом сезоне — он отвечал за расходы по строи­тельству дома для экспедиции. Теперь, видя, что Агате все еще плохо, Макс очень не хотел уезжать. Агата настаивала, поскольку понимала, что Кэтрин во всем обвинит ее. К счастью, это был последний сезон, который Макс должен был провести у Вул­ли. Узнав, что в Уре есть комната только для одной женщины, он решил подыскать что-нибудь в дру­гом месте, чтобы Агата смогла приехать и быть рядом с ним. Зная, что только эти шесть месяцев они должны быть в разлуке, Агата настояла на отъез­де Макса.



К большому удивлению доктора, Макс уехал. Агата написала в первом письме Максу: «Доктор спросил меня, надолго ли уехал месье. Услышав мой ответ «На пять месяцев», он сказал, что неуже­ли я пробуду здесь все это время, как те дамы, ко­торые передвигаются от площади к площади как шахматные фигуры, без всякого желания». Через два дня она села в поезд до Лондона. Макс, между тем, прибыв в Багдад, узнал, что чета Вулли задержи­вается еще на неделю. Рассвирепев, он сразу отправился в Ур, нанял сотню рабочих и приказал им построить здание как можно быстрее по его собственным указаниям. Жилая комната была просторной, с очагом, как в Крессуэл Плейс, и ка­мином, похожим на тот, который был в Венеции в их с Агатой номере. Ванную комнату Кэтрин он сделал как можно более узкой. Все это потом нуж­но было перестраивать. В этом заключалась месть Макса. Месть Агаты была более изысканной и заметной. Она ждала до 1935 года. В книге «Смерть в облаках» (появившейся в тот год) молодой архео­лог рассказывает историю про англичанина, кото­рый «оставил жену и уехал, потому что должен был вовремя приступить к своим обязанностям. И он, и его жена считали это вполне естественным и правильным. Но доктор, который не был англи­чанином, посчитал его варваром».



Очутившись дома, Агата тоже приступила к работе. Хотя она была очень слаба, а Макса не было рядом, чтобы ободрить ее, она чувствовала себя уверенно и спокойно. «Знаешь, Макс, — на­писала она из отеля «Пэддингтон», — впервые за многие годы я вернулась в Англию без чувства ус­талости и страдания. Хотя я всегда старалась убе­жать от этих вещей, уезжая за границу к солнцу, тем не менее, когда я возвращалась, то возвраща­лись и все темные воспоминания, все то, что пыта­лась забыть. А на этот раз — нет. Просто в Лон­доне как всегда идет дождь, просто это хорошее забавное старое место». Как она поняла, Макс снял с ее плеч «такую тяжесть, что я даже не предпола­гала». Она почувствовала, что ее раны заживают: «Они еще кровоточат, и любая мелочь может от­крыть их, но они заживут еще раз».

Те, кто знают и любят романы Агаты Кристи, конечно, не удивятся, когда на зеленой лужайке перед фасадом Британского музея увидят темно-синий железнодорожный спальный вагон образца 1920 года. Это один из вагонов того самого «Восточного экспресса», по имени которого назван, может быть, самый популярный роман известной английской писательницы. В него можно войти, осмотреть всю роскошь и комфорт, в которых путешествовали герои этого романа — 12 человек, связанные одной тайной, собравшихся здесь, чтобы убить сумевшего уйти от законного наказания преступника. Вагон «Восточного экспресса» — это как бы пролог к небольшой выставке, расположенной во вутренних помещениях музея и приуроченной к 25-летию со дня смерти писательницы. Его присутствие здесь напоминает о хорошо известной части биографии Кристи — о ее писательской деятельности. Сама же выставка посвящена тому, что известно гораздо менее: ее работе в качестве археолога и фотографа во время путешествий по странам Востока. Отсюда подзаголовок выставки — «Тайны Месопотамии».
В висящих на стенах выставочных залов экспликациях даются отрывки из автобиографии Агаты Кристи, имеющие отношение к ее деятельности как археолога. К работе на раскопках ее привел случай. В 1926 г. она пережила тяжелый кризис: смерть матери, развод с мужем, последовавшую депрессию. Друзья посоветовали ей совершить путешествие на «Восточном экспрессе» в страны древнейших цивилизаций, и осенью 1928 г. с лондонского вокзала «Виктория» она отправилась в Стамбул.
Выставка открывается огромной фотографией вокзала «Виктория» тех времен, с которого, как и она, начинали свои вояжи многие персонажи ее романов; здесь же звучит музыка 1920-х, яркие плакаты рекламируют путешествия в сказочные города таинственного Востока. «Как я люблю вокзал «Виктория»!» — звучит голос самой Агаты Кристи.
После Стамбула она оказалась в Ираке, где в это время крупнейший английский археолог Леонард Вулли вел раскопки Ура — главного города шумерской цивилизации и места рождения библейского Авраама. Здесь она познакомилась к коллегой Вулли археологом Максом Маллованом, и в 1930 г. они поженились. С тех пор в течение тридцати лет она сопровождала своего мужа на раскопках. Она обрабатывала материалы раскопок, фотографировала процесс работ, снимала фильмы. Месопотамия, Сирия, Египет... В конце концов она стала профессиональным археологом, не переставая при этом писать детективные романы. В «Убийстве в Восточном экспрессе» (1932), «Смерти на Ниле», «Убийстве в Месопотамии» и др. детективный сюжет развертывается на очень точно изображенном историко-археологическом фоне.
Экспозиция выставки посвящена главным образом материалам раскопок, в которых принимала участие Агата Кристи. Но не только. Представленные здесь находки из царского захоронения в Уре (З-е тысячелетие до н.э.) были обнаружены еще экспедициями начала и середины 1920-х: знаменитая царская лира из дерева, золота, ляпис-лазури и перламутра, золотой кинжал и ножны, самый древний шумерский «штандарт» с изображением людей... Из раскопок Макса Маллована — великолепная стела царя Ашурбанипала (IX век до н.э.), алебастровый идол из ассирийской столицы Нимруд (VI век до н.э.), множество ваз и фрагментов великолепной керамики, предметы из слоновой кости, клинописные глиняные таблички и т.д.
Археологическую часть экспозиции сопровождают чертежи и планы раскопок, реконструкции шумерских зиккуратов, ассирийских дворцов; здесь же рабочие дневники М.Маллована и многое другое. Удачным дополнением к выставке стали несколько демонстрируемых в ее залах короткометражных документальных фильмов и множество фотографий, сделанных самой Агатой Кристи во время раскопок и путешествий по древним городам (помимо всех прочих своих талантов, Агата Кристи была еще и профессиональным фотографом). В последнем разделе — книги Агаты Кристи в переводах на 40 языков, в том числе и на русский.
Конечно, известность Агаты Кристи как археолога не идет ни в какое сравнение с ее писательской известностью. Но выставка дает представление о том, насколько эти две стороны ее профессии были связаны между собой. И не только потому, что в сюжеты многих ее детективов вплетаются сцены быта археологов, что действие их часто развертывается на фоне экзотических городов и стран. Интереснее другое: насколько методы археологического исследования помогали писательнице в ее литературном творчестве — методы скрупулезного изучения материала, необходимости по черепкам и фрагментам восстанавливать целые пласты скрытых от нас эпох и разгадывать тайны ушедших времен. Ведь именно так распутывал хитросплетения разных преступлений ее главный герой — Эркюль Пуаро. Очевидно, в профессиях археологи и детектива можно найти много общего.

Началась первая мировая война Агата пошла работать в военный госпиталь. Агата занялась фармакологией. Прошла курс обучения и практику в аптеке, где ей повстречался удивительный и зловещий персонаж. Этот старый аптекарь пользовался репутацией лучшего знатока ядов. Но мало кто знал, что он с преступной небрежностью относился к рецептам и иногда выдавал клиентам вовсе не то, что они заказывали. Однажды Агата заметила, что ее наставник ошибся в описании пропорций лекарства, и поняла, как это опасно. Чтобы не нарушать субординацию, ей пришлось как бы по неловкости смахнуть этикетки с описанием содержимого склянок. Извинившись, она сама их заполнила заново, исправив ошибку. А в другой раз ее наставник показал ей крохотный пузырек с какой-то темной густой жидкостью.
— Известно ли вам, мисс Миллер, что это? — спросил он и, не дожидаясь ответа, объяснил: — Это кураре — мой лучший друг. Я с ним не расстаюсь. Так я чувствую себя сильнее!
Так яды и малоизвестные свойства химикатов стали для нее сначала чем-то вполне обыденным, а затем одним из постоянных мотивов ее произведений.
Тем временем началась первая мировая война. Она почти все свое время стала проводить в больнице. Помогала во время операций и готовила порошки. Просиживала у постелей раненых сутками.

Гениальная английская писательница была большим специалистом в приготовлении смертельных снадобий и наркотиков - такое открытие сделали двое немецких ученых.

В лучших произведениях писательницы прослеживаются две центральные темы: Восток и убийства при помощи ядов. Оба эти момента берут свое начало в биографии самой писательницы, которая была замужем за сэром Максом Мэллоуном (Max Mallowen), известным археологом, который совершал свои многочисленные экспедиции в сопровождении своей знаменитой супруги.

После констатации того факта, что более чем в половине произведений писательницы, жертвы умирают от отравления, два врача из Берлина решили провести расследование для того, чтобы выяснить каким талантом обладала Агата Кристи в области смешивания ингредиентов, предназначенных для умерщвления некоторых персонажей.

Доктор Фолькмар Шнайдер (Volkmar Schneider) и доктор Бенно Риссельман (Benno Riesselmann) определили, что среди разнообразных ядов, которые Агата Кристи использовала для убийства своих жертв, в ее книгах фигурируют, наряду с мышьяком и цианистым калием, такие смертельные вещества как стрихнин, соляная кислота и даже талий, малоизвестный тяжелый металл, впервые выделенный в 1896 году и использованный в одном из нашумевших убийств годом позже. Писательница знала об этом случае и прибегла к талию в "Вилле Белый конь", - произведении, написанном в 1961 году. Врач, осматривавший труп жертвы, так и не понял, что убийца использовал этот металл для совершения убийства.

Знания, которыми обладала Агата Кристи относительно эффектов действия талия, даже спасли жизнь одному человеку в реальной жизни. В 1997 году в одну из больниц Лондона поступила в тяжелом состоянии девочка с симптомами загадочного заболевания, и специалисты затруднялись диагностировать его. Но одна из медсестер, прочитавших "Виллу Белый конь" отважилась заметить, что это типичный случай отравления талием.

Берлинские врачи во время проведения своего расследования также обнаружили, что писательница была прекрасно знакома с отравляющими свойствами никотина, впервые примененного для совершения убийства в 1850 году. Доктор Фолькмар Шнайдер и доктор Бенно Риссельман пришли к выводу, что детали, описанные в книгах королевы детективов, свидетельствуют о том, что она была большим специалистом в этой области.

"Это хороший повод для того, чтобы считать произведения Агаты Кристи не только великолепной развлекательной литературой - что не подлежит сомнению - но и для изучения ошибок, совершенных при медицинском диагностировании. Английская писательница была великим специалистом в области ядов", - делают вывод эти два берлинских врача.

Раннее творчество


Еще в детстве Агата писала «стихи-арлекиниады» (их героями были Пьеро и арлекины), которые печатал местный журнал «Поэтри ревью». За опубликованный рассказ «Дом красоты» 18-летняя Агата даже получила приз – гинею, которой очень гордилась.

Клара (мать Агаты) предложила ей попробовать написать рассказ, как это делала до замужества Мэдж (старшая сестра Агаты), когда целая серия ее коротких историй была опубликована в журнале «Вэнити Фэар». После нескольких неудачных попыток Агата «сильно увлеклась и быстро пошла вперед», и через пару дней рассказ был закончен. Он назывался «Дом Красоты» и содержал около 6 тысяч слов — 30 страниц. Она перепечатала его набело (фиолетовым цветом) на старой машинке Мэдж и подписала псевдонимом «Мак Миллер, эсквайр». Это яркий образный рассказ о безумии и привидениях в духе оккультных историй Эдгара Аллана По и Мэй Синклер, «оккультные рассказы» которых Агата с друзьями читали в конце 1908 года. Это было время сильного увлечения мистицизмом и спиритизмом. Один из друзей постоянно пытался убедить Агату читать теоретические книги по этой тематике, но она обнаружила, что книги скучны, а их утверждения неправдоподобны. Тем не менее, она очень интересовалась привидениями и тонкой гранью между реальностью и вымыслом, а «безумие» и очаровывало ее, и вызывало неприязнь. Слово «безумие» викторианцы использовали для описания всех видов нестабильности психики, а само безумие часто считалось наследственным.

Все эти волнующие темы присутствуют в «Доме Красоты» вместе с более счастливым, но менее интересным сюжетом, с исследованием хорошо известного, но странного места, в этом случае «странно прекрасного дома». Несмотря на эти недостатки стиля и экстравагантную обработку (здесь присутствует все: и смерть, и бред, и безумие, и музыка, даже монахиня в черном), «Дом Красоты» — это захватывающий рассказ, хорошо построенный и дающий убедительную картину того, каким хрупким и цепким может быть привидение. С самого начала Агата продемонстрировала два момента, характерных для ее творчества: она была отличным рассказчиком и могла держать читателей в плену своих фантазий. Есть намеки и других характерных для нее деталей, которые не были полностью развиты, — она могла быть очень смешной. Описание разговора за обеденным столом (каждый начинает свою реплику с того, что лето было необычайно сырое) имеет хорошую комическую окраску, а изображение одного из гостей, профессора с «неприятным мертвенно-бледным лицом» и «большой белой бородой, которая качалась в такт его словам со странной мстительностью», очень эффектно, хотя и не совсем оригинально. Радикально исправленный «Дом Красоты» в январе 1924 года был опубликован в «Соврин Мэгэзин» под названием «Дом с привидениями».

Следующей попыткой Агаты был «Взмах крыльев», опубликованный позже (в 1933 году) в сборнике «Пес смерти» и повторно в 1971 году в сборнике «Золотой шар». Рассказ описывает, как легко манипулировать теми, кто склонен верить в психические феномены, особенно во времена новых технических изобретений, в данном случае радио. Затем Агата написала «вызывающий ужас рассказ про спиритический сеанс». Полностью переработанный много лет спустя, он появился под названием «Загадка Ситтафорда». Четвертым стал «диалог между глухой дамой и нервным мужчиной», он так и не появился в печати. В бумагах Агаты сохранился черновик пятого рассказа «Маленький одинокий бог», история неожиданной встречи в Британском музее исследователя, бесцельно проводящего время в Лондоне, вернувшегося после восемнадцати лет скитаний по земному шару, и одинокой молодой женщины в жалкой потрепанной одежде, которую он принимает за гувернантку. Рассказ сентиментальный, немного закрученный в конце; ему недостает убедительности «Дома Красоты», в нем нет привидений и смертей, как нет и ничего, что основывалось бы на личном опыте Агаты.
Под псевдонимами «Мак Миллер», «Натаниэль Миллер» и «Сидни Вест» Агата, следуя примеру Мэдж, посылала свои рассказы в разные журналы, откуда они неизменно возвращались, Другие ранние попытки сохранились в ее бумагах. Все они написаны фиолетовыми чернилами, а два помечены следующими словами: «Эти два написаны, когда мне было около семнадцати». Один под названием «Магазин» читается как притча. Человек подходит к Продавцу в самом Большом Магазине Мира и на вопрос «Что вы желаете?» отвечает: «Все». Он уходит нагруженный покупками, но неудовлетворенный. Только когда «много лет спустя» он, ничем не соблазненный, проходит по Магазину и на вопрос Продавца «Что вы желаете?» отвечает: «Ничего», все товары и сокровища из Магазина устремляются к нему и ложатся у его ног. Этот рассказ имеет библейскую окраску, но какова его мораль, остается неясным.

Интересно сравнить «Выбор» Сидни Веста с «Духом миссис Джордан» Кэллис Миллер, то есть
с рассказом Клары, написанным несколько лет назад, Внешне эти два рассказа сильно похожи.
В центре каждого фигура женщины, отражающая самих авторов, которые «грешили и страдали», но облагорожены состраданием и раскаянием. Оба написаны в наивно-декламаторском стиле, с сознателыю риторическими сентенциями («это единственный правильный путь») и фразами, повторяющимися как заклинание («Вторая тень похожа на тень ребенка, хотя не похожа ни на одного земного ребенка, которого я когда-нибудь видела»). Рассказы Агаты и Клары схожи и в более глубоком отношении. Оба звучат одинаково, создается впечатление, что это сплошная метафора, содержание навеяно сновидениями и подсознанием, а сами рассказы являются выражением надежд и желаний авторов. Но есть и различия. Рассказ Агаты сделан более искусно. В ее «Выборе», например, главный герой постоянно принимает «неправильные» решения, поскольку сама возможность выбора уже приносит удовлетворение. Говоря по-другому, это просто притча.
В следующей попытке Агата попробовала свои силы в написании более земного романа. Действие происходит в Каире, оно воскрешает в памяти трех человек, которых она обычно видела в столовой отеля «Гезира» — привлекательная женщина и двое Мужчин за ужином после танцев. «Один невысокий и плотный, с темными волосами, капитан стрелкового полка, другой — высокий красивый молодой человек, гвардеец, возможно, на пару лет моложе ее. Она сидела между ними и с обоими была в хороших отношениях». Это и подслушанное замечание насчет того, что «она должна со временем решиться и сделать выбор», заставило Агату приступить к работе. Но через некоторое время она изменила сюжет. Снова все происходило в Каире, но героиня была немой, и вскоре Агата поняла, что сделала большую ошибку, потому что «надо описывать все ее мысли относительно того, что ей говорят, ведь она лишена возможности отвечать». Не убоявшись трудностей с окончанием этого романа, Агата соединила его со вторым и получившееся таким образом произведение под названием «Снег в пустыне» отправила нескольким издателям под псевдонимом «Односложная», Все рукописи были возвращены. Без колебаний Клара решила, что именно теперь Агате нужен совет их соседа Идена Филпоттса, известного писателя и хорошего друга семьи.

Дочь Идена Аделаида посещала танцевальный класс вместе с Агатой, которая однажды порвала ей платье. Иден Филпоттс страдал подагрой и не появлялся на людях, поэтому Миллеры не могли пойти к нему с визитом или пригласить к себе, хотя иногда время от времени навещали его, чтобы полюбоваться садом. Несмотря на то, что Агата стеснялась своих писательских опытов, она попросила его совета.
Его реакция была чудесной. Очень серьезно отнесшись к ее просьбе, он прочитал ее работу и ответил теплым дружеским письмом, которое начиналось со слов похвалы, а заканчивалось некоторыми советами:
«Некоторые из написанных вами вещей весьма основательны. У вас очень прочувствованные диалоги. Старайтесь придерживаться более естественных диалогов. Старайтесь меньше морализировать в ваших романах, вам это очень нравится, но читать их — утомительно. Попытайтесь оставить своих героев без вашей помощи, пусть они говорят сами вместо того, чтобы все время навязывать им тему разговора и объяснять читателю, что они имеют в виду. Читатель все должен оценить сам... Еще я хотел бы кое-что порекомендовать вам для чтения. Прочтите «Исповедь курильщика опиума» Де Кинси, эта вещь сильно обогатит ваш словарь — он употребляет весьма интересные слова. Почитайте «Историю моей жизни» Джеффри, у него есть великолепные описания природы».

Агата была далека от мысли посвятить себя криминальной беллетристике. Писательство не было для Агаты неожиданным хобби. Ее сестра Мэдж писала рассказы, так же поступала и Агата. Долгое время она увлекалась таинственным и зловещим, это хорошо видно в одном из ее ранних стихотворений.

«В лесу»:

Обнаженные бурые ветви на фоне безумной луны
(И что-то шевелящееся среди деревьев),
Безжизненно застывшие мертвые листья,
Ветки, зловеще и коварно раскачивающиеся в
лунном свете
(И что-то движущееся среди деревьев),
Пожухлые, скрюченные листья еще живы.
Но Смерть уже срывает их и кружит
в дьявольском танце.

Аптека навевала мысли о преступлениях и убийствах, и появилось стихотворение
«В аптеке», напечатанное в 1924 году в «Дороге грез».

Со времен Борджиа и до наших дней
Они доказывают свою силу и мощь!
Голубой аконит, просто Аконит,
И смертельный Цианид!
В них дремлют и утешение, и успокоение,
И сила, и мужество.
В них и угроза, и убийство, и внезапная смерть,
В этих зеленых и голубых склянках!

без комментариев--КОРОЛЕВА!!!!!

Главной чертой ее характера была невероятная застенчивость. Ее основной инстинкт - чувство ответственности. Самое отрицательное качество - чревоугодие. Основное занятие - путешествия и переезды. Но прославилась она, конечно, не этим, а своими многочисленными убийствами...

Вот что интересно: с самого раннего детства и до глубокой старости ей снился один и тот же человек, которого она никогда в жизни не видела. Про себя она называла его Человек с пистолетом или Человек-убийца - последнее не слишком, впрочем, обоснованно, потому что он никого так и не убил. Но на семейном чаепитии или на веселом пикнике она внезапно ощущала присутствие того, кто не должен там быть. И ужаснее всего было, когда в Человека-убийцу превращался горячо любимый человек. "Ты поднимаешь глаза, чтобы взглянуть маме в лицо, ты знаешь наверняка, что это мама, и вдруг... натыкаешься на пристальный взгляд блекло-голубых глаз, и из рукава платья - о ужас! - высовывается отвратительный обрубок". Она просыпалась, плакала и боялась спать дальше. "Мисс Агате сегодня опять снился ее Человек с пистолетом", - сообщала за завтраком няня Нэнни.

Это было тем более странным, что воздух, в котором Агата Мэри Кларисса Миллер росла, был буквально пропитан любовью. Папа любил маму (и Агату, и ее брата Монти, и ее сестру Мэдж), мама любила папу (и Агату, и Монти, и Мэдж), и обе бабули любили папу и маму (и Агату, и Монти, и конечно же, Мэдж!). И, как вспоминала потом Агата, в ее детстве не было ни одного невыполненного обещания. (Многие ли бывшие дети могут похвастать этим?)

Мама вышивала на пяльцах. Папа ходил в клуб. Жизнь казалась несокрушимо спокойной. Картину полной и безоговорочной любви завершали монументальная фигура няни и верткая фигурка йоркширского терьера Тони. Когда ей его подарили, она долго не могла прийти в себя от головокружительного счастья. Внешне это выразилось очень странно: Агата посмотрела на лохматого щенка размером с варежку и... убежала.

- Может быть, мы несколько поторопились, Кларисса? - озаботился папа. - По-моему, она ему вовсе не рада!

- Нет, Фредерик. Погоди, все образуется, - мудро заметила мама.

А Агата, закрывшись в туалете, прижимала ладошки к плавящимся щекам и шептала, как заклинание: "У меня есть собака. Настоящая живая собака. Моя собака". Уже в пять лет она прекрасно отдавала себе отчет, что хорошие английские девочки прячут свои сильные эмоции от посторонних глаз. Только еще не понимала, где именно они их прячут, и потому туалет показался ей самым подходящим местом.

Она была очень впечатлительной, очень. Стоило маме в очередной раз увлечься чем-нибудь (а мама постоянно чем-то увлекалась, то каким-нибудь новым философским учением, то новой религией, или вдруг новое течение в искусстве поглощало ее с головой), и Агате начинало казаться, что во всем огромном их имении Эшфилд, во всем городе Торки, во всей Англии и, может быть, даже во всем мире она не нужна никому.

Но об этих ее опасениях, как правило, тоже никто не догадывался - кроме, может быть, Нэнни. Чопорная по-английски няня являла собой незыблемость всего сущего. В отличие от мамы, ни разу не повторившей Агате одну и ту же сказку, нянин репертуар из шести вечерних историй никогда не менялся, единственным чтением на ночь была Библия. Нэнни обычно одним своим присутствием успокаивала подопечную. Но, как выяснилось, нянино могущество все же имело границы.

Однажды, гуляя с Нэнни, они случайно забрели во владения соседа-арендатора. Заметив непрошеных гостей и не разобравшись, кто это, он в ярости крикнул:

- Я вас живьем сожру! Сварю в кипятке!

Лицо у него было обезображенное от гнева, перекошенное, и сам он показался четырехлетней малышке страшным людоедом. Она онемела от ужаса. И, пока няня доходчиво объясняла, что дядя совершенно не собирался делать этого на самом деле, Агата воочию видела, как в пасти злодея исчезает сначала она сама, а вслед за ней большая любимая Нэнни. И три дня Агата не разговаривала. Просто не говорила ни слова и все.

Когда Нэнни была вынуждена от них уехать, Агата запаниковала: в мире образовалась огромная, зияющая пустота. Папа, как всегда, в отъезде. Мама, как на грех, чем-то увлечена. Агата нашла отдушину в общении с прислугой. Особенно подружилась с кухаркой Джейн, ибо внешне та была очень похожа на Нэнни - такая же спокойная, величественная, с огромным бюстом и необъятными бедрами. К тому же она готовила очень вкусный пудинг. С тех пор еда стала для нее удовольствием и утешением. И с завидным постоянством она всю жизнь ела все те же блюда, что и в детстве, и меньше всего на свете любила какие бы то ни было перемены. Отъезд любимой няни убедил ее: все, что меняется, меняется к худшему. И нет потери больней, чем потеря любимого человека. Дальнейшая жизнь подтвердила: да, это так, но избежать этого невозможно.

Приблизительно в это же время она впервые сформулировала то, что стало лейтмотивом всей ее жизни. Однажды возмущенные родители спросили, почему Агата не сказала им, что служанка, перед тем как подать суп, пробовала его прямо из супницы.

- Я просто не хотела делиться этой информацией, - невозмутимо ответил пятилетний ангелочек.

...Да, и конечно, еще у нее оставались бабушки. Обе они вдовствовали, носили траур и запомнились ей как "толстые дамы в черном". Особенно она любила ездить в Ивлинг, к бабушке Маргарет: ее огромный дом - заставленный мебелью, забитый всяческой снедью, с комодами, переполненными отрезами роскошных тканей, - объединял всю семью. (Когда журналисты спросили у Агаты Кристи, кто же все-таки является прототипами ее героев, она ответила: "Я просто перебирала старые вещи и нашла бабушкину театральную сумочку. Я вытряхнула оттуда крошки сладких сухариков, два пенни и полуистлевший лоскуток шелковых кружев - вот вам и мисс Марпл".)

Там, в Ивлинге, происходили непременные воскресные ланчи, там она играла с бабушкой. Еще она любила играть с бабушкиной кроватью. Эта кровать из красного дерева с балдахином легко превращалась в трон восточной принцессы. Попугай становился мудрейшим визирем, а толстый породистый кот - принцем несказанной красоты. Когда на каникулы из школы приезжала Мэдж, они устраивали настоящие представления, а перед сном, на ночь, играли в "Старшую Сестру".

- Я не просто твоя сестра, я твоя Старшая Сестра, и я пришла за тобой! - замогильным голосом выводила Мэдж и тянула к замирающей от сладкого ужаса Агате руки.

Мэдж мастерски перевоплощалась в привидение и в воскресшую утопленницу. Особенно ей удавалась роль изуверски убитой пару веков назад красотки.

Но Мэдж приезжала крайне редко. А брат Монти вообще навещал дом раз в год. Сама же Агата ходила в школу ровно две недели и из всего образовательного процесса ярче всего запомнила концерт, на котором она должна была выступить как лучшая ученица по классу фортепьяно. Ей было десять лет. Она ужасно нервничала, даже просила отменить ее номер. Выйдя на сцену, увидела публику - и окаменела. Не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, и со сцены ее пришлось выносить в буквальном смысле этого слова. Вечером у нее поднялась температура, сутки лихорадило, и она навсегда усвоила, что публичные выступления не ее стезя.

А вообще ее образованием никто целенаправленно не занимался. Иногда бабуля прерывала свои эпистолярные занятия, чтобы "порисовать" с ней буквы. (Писание "художественных" писем было передающимся по наследству хобби.) А после завтрака отец занимался с ней арифметикой и развлекал ее логическими играми-головоломками, что доставляло ей наибольшее удовольствие. Книги с шарадами, ребусами, криптограммами... Она забавлялась тем, что манипулировала буквами и цифрами, создавая свои коды и шифры.

Правда, папа часто "прогуливал" уроки, потому что уезжал. И со временем все чаще и чаще. "У папы проблемы", - говорила ей мать. Она стала понимать, что такое "проблемы": это когда папы долго нет, мама пытается экономить, а ею, Агатой, никто особенно не интересуется.

Ее детство кончилось, когда внезапно скончался ее отец. Смерть мужа потрясла и совершенно переменила Клариссу. Она казалась совершенно опустошенной, почти невменяемой, и Агата стала бояться, что маму переедет трамвай или что та умрет ночью. Агата на цыпочках подходила к двери маминой спальни, чтобы удостовериться, что та дышит.

Конечно, их просто захлестнули финансовые проблемы. А между тем приближался возраст, когда юную девушку нужно было выводить в свет. Врач настойчиво советовал Клариссе Миллер сменить обстановку и климат. Они отправились в Египет. Это было кстати: жизнь в колониях была дешевле, а разница в доходах не так заметна. Свой первый "сезон" в обществе Агата провела в Каире. Молодые офицеры, археологи и ученые-ориенталисты не могли не обратить внимания на эрудированную, улыбчивую, грациозную, но ужасно стеснительную девушку. Игры в гольф и крокет, выезды на пикник, неспешные беседы в клубе... И, конечно же, балы! На одном из них Агата познакомилась с веселым кавалером, который, приведя ее к матери после танца, заметил: "Вот ваша дочь. Она уже научилась прекрасно танцевать. Теперь хорошо бы научить ее и говорить".

Она безропотно принимала ухаживания и чувствовала себя посетительницей огромного магазина, которая пришла совершенно не представляя, что же купить, а что-то обязательно нужно выбрать. Она никогда не умела проявлять свои симпатии! Еще в четыре года, влюбившись в друга своего брата, голубоглазого юношу по имени Филипп, гостившего в Эшфилде, она пускалась наутек при одном его приближении. А за столом решительно от него отворачивалась. И мама тогда заметила, что, даже если Филипп решительно не нравится Агате, все равно она должна быть вежливой. Не нравится! Да она просто умирала от любви.

В 1911 году она ответила согласием на предложение руки и сердца одного взрослого, умного, порядочного человека по имени... Впрочем, не важно, как его звали, потому что замуж она вышла совершенно за другого.

12 октября 1912 года она встретила свою любовь. Это чувство свалилось на нее как снег на голову, как гром среди ясного неба, как... Короче, Арчибальд Кристи не слишком считался с условностями. Уже через неделю после их знакомства он явился просить ее руки. Мать была в замешательстве: у претендента не было ни денег, ни положения, ни даже жизненного опыта, только напор и страсть! Да и чем он занимается? Собирается поступить в еще только формирующиеся Королевские воздушные силы? Совершенно непонятно, что это такое! Агата, несмотря на то что была помолвлена с тем самым другим, рассудительным и взрослым, дала согласие незамедлительно. Они обручились и стали ждать, когда Арчи заработает деньги на их свадьбу. Пока обменивались страстными письмами. Время от времени один из влюбленных проявлял вдруг здравый смысл и писал, что их грядущий союз — сущее безумие. Другой сообщал в ответ, что да, он, конечно, согласен, но в таком случае лучше сразу застрелиться...

Чтобы отвлечься немного от мыслей об Арчи, Агата занялась фармакологией. Прошла курс обучения и практику в аптеке, где ей повстречался удивительный и зловещий персонаж. Этот старый аптекарь пользовался репутацией лучшего знатока ядов. Но мало кто знал, что он с преступной небрежностью относился к рецептам и иногда выдавал клиентам вовсе не то, что они заказывали. Однажды Агата заметила, что ее наставник ошибся в описании пропорций лекарства, и поняла, как это опасно. Чтобы не нарушать субординацию, ей пришлось как бы по неловкости смахнуть этикетки с описанием содержимого склянок. Извинившись, она сама их заполнила заново, исправив ошибку. А в другой раз ее наставник показал ей крохотный пузырек с какой-то темной густой жидкостью.

— Известно ли вам, мисс Миллер, что это? — спросил он и, не дожидаясь ответа, объяснил: — Это кураре — мой лучший друг. Я с ним не расстаюсь. Так я чувствую себя сильнее!

Так яды и малоизвестные свойства химикатов стали для нее сначала чем-то вполне обыденным, а затем одним из постоянных мотивов ее произведений.

Тем временем началась первая мировая война. Она почти все свое время стала проводить в больнице. Помогала во время операций и готовила порошки. Просиживала у постелей раненых сутками. Ее отчаянный жених все же стал пилотом и был мобилизован. Он совершал подвиги, не считая их таковыми. Получал награды и звания, а мечтал только об одном — об отпуске. Он получил его в декабре 1915 года. Приехал к ней. Представил ее своим родителям. Невероятным напором убедил местного священника обвенчать их немедленно. Не соблюдая никаких церемоний, никого не предупредив, они поженились в сочельник, после чего он тут же отбыл на фронт.

За те три дня, которые он провел с ней, они успели как минимум три раза поссориться навсегда. В частности, он подарил ей великолепный несессер, а она сочла этот подарок абсурдным: кругом война! Где она будет им пользоваться?! В госпитале? Они вообще постоянно ссорились. Если она говорила "нет!", он немедленно говорил "да!". Словом, это была самая настоящая любовь.

Их дочка родилась 5 августа 1919 года, в том же добром Эшфилде. Назвали ее Росалинд Маргарет Кларисса. Росалинд исполнилось всего две недели, когда миссис Кристи уехала в Лондон выбирать новую квартиру. Девочке не было и трех лет, когда родители оставили ее на попечение тетки и отправились в кругосветное путешествие.

За время их отсутствия Мэдж сумела организовать постановку одной из своих многочисленных пьес в престижном лондонском театре. Агата была искренне за нее рада, но творческое самолюбие было задето: сестра опередила ее! По приезде она всерьез занялась изданием своей первой книги. Это было своеобразным ответом на давнишнее вызывающее замечание Мэдж. Однажды они обсуждали какой-то детективный рассказ, и Агата позволила себе раскритиковать автора, на что ее старшая сестра категорично заметила: "Но ты и так-то не сможешь!"

Первая книга имела успех, в том числе денежный. Благодаря гонорару они наконец-то смогли купить себе дом.

Это было имение Скотвуд милях в тридцати от Лондона. Дом, по мнению местных жителей, был несчастливым. Из трех семей, которые им владели, одна разорилась, во второй умерла молодая жена, а третья пара развелась. Однако Арчи категорически не хотел уезжать оттуда. Во-первых, жить там было престижно, во-вторых, оттуда легко было добираться до Лондона, а в-третьих, там играли в гольф. Эта игра увлекала его все больше, и Агата все чаще с плохо скрываемой горечью повторяла свою шутку: "Я вдова гольфа". Она занималась Росалинд, обставляла дом (чтобы отогнать несчастье, они переименовали его в Стайлс), ухаживала за садом. Арчи проводил неделю в Лондоне и приезжал только на уик-энды. И однажды, в день рождения дочери, вдруг объявил, что любит другую — молодую мисс Нэнси Нил, с которой играл в гольф.

Она растерялась, как самая обычная женщина. Ее прославленная логика начала буксовать. Подруги советовали подождать, не спешить с разводом. Она ждала, предлагала ему подумать. Говорила, что Росалинд — и это было сущей правдой — боготворит отца и, может быть, ради нее... Тогда же у Агаты Кристи умерла мать. И тогда же ей снова, как в детстве, вдруг приснился Человек с пистолетом. Что было еще в конце этого ужасного года? Что-то ведь было, но она никак не могла вспомнить, что именно. Что? Что?..

...В пятницу, 3 декабря, по настоянию Агаты, ее служанка приняла предложение своего жениха и уехала на целый день в Лондон. Вернувшись вечером, она обнаружила открытую дверь гаража, встревоженную кухарку на кухне. Хозяйки не было. Куда и зачем она уехала, никто не знал. Утром явился полицейский и сообщил, что на обочине дороги найдена ее перевернутая машина.

Начались розыски, допросы, поиск свидетелей. Был вызван Арчи, который показал, что никакой ссоры или даже размолвки у них с женой не было. Поднялась волна догадок и комментариев в прессе: исчезла известная дама, популярная писательница, любимица общества! Может быть, труп Агаты Кристи занесло снегом? Его разыскивали с помощью тракторов. Может быть, она утонула в ближайшем пруду?! Его осмотрели водолазы.

Нашли ее в санаторном городке, где она жила под именем Тереза Нил, ходила на оздоровительные водные процедуры и совершенно себя не помнила. При встрече с Арчи смутно припомнила его как давнего неблизкого знакомого. Сестру узнала только на третий день. И напрочь забыла имя дочери.

Начало следующего года она провела, лечась у лучших психиатров на Харли-стрит. Врачи подвергли ее гипнозу и считали, что амнезия — результат сотрясения мозга и сильного нервного потрясения. Летом 1928 года было официально объявлено о ее разводе. Арчи сразу же женился на мисс Нил.

...Но она уже знала, как поступать с эмоциями, когда их нельзя показывать окружающим. Она придумывала головоломки и населяла их изменами, страстями и болью. Ее роман "Таинственное происшествие в Стайлсе" принес ей славу и хорошие деньги. Это было очень актуально, потому что после развода она была сильно стеснена в средствах.

Именно "зарабатыванием" и занялась уже знаменитая писательница. И, разбогатев, покупала дома и имения, меняла квартиры и очень много ездила. Каждую зиму проводила на Ближнем Востоке. Там на почве общего интереса к древностям она подружилась с талантливым молодым археологом Максимилианом Меллоуэном. Почти сразу после их знакомства она сломала лодыжку, и Макс, как настоящий джентльмен, вызвался сопровождать ее до Лондона. Если бы она писала не детективы, а женские романы, то, несомненно, сказала бы, что именно поезд стал местом, где за долгими разговорами, рассказывая о себе, они нашли друг друга.

Но все было не так. Или не совсем так. Просто она, обожженная Арчи, боящаяся теперь всех мужчин, не испугалась Макса — из-за разницы в возрасте. Он ведь был моложе ее на 15 лет! И она не чувствовала опасности, была сама собой. А он полюбил ее именно такой и преданно любил всю свою жизнь.

Они поженились осенью 1930 года. Детей решили не заводить. И всегда были вместе. В Королевском историческом обществе она была неприметной женой именитого ученого, а в Клубе писателей-детективов он был просто мужем Агаты. Для внука и правнуков она была Нима, а племянник Джек называл ее Эндж. И миллионы писем со всех концов света приходили к ней в Беркшир с одной-единственной пометкой на конверте: "Агате Кристи, величайшей писательнице".

Она снова была счастливой. Впитав в детстве счастье как норму существования, она снова вернулась к этому состоянию души, оставив убийства и страдания литературе. Вот только странный Человек-убийца все-таки пугал ее иногда ночами. Но, может быть, если б не он, она бы не смогла так мастерски испугать весь мир?..

она КОРОЛЕВА!

ЕЁ читаю запоем)) она вне конкуренции!! Звезда,истоия и счастье детективного жанра!!

да она рождена для детективов!